Одна группа считала виноватыми во всем гостей из параллельного класса. Другая группа, куда входили и Марион с Анеттой, вообще говорила, что никакого погрома никто не устраивал. А третья группа, в которой была Солянка, признавала, что вечером в субботу в саду у Йо случилось невообразимое свинство, к которому, однако, они не имеют ни малейшего отношения. Не успел я присоединиться к какой-нибудь из групп, как зазвонил звонок и Сузи-Гипотенузи, как всегда, пунктуальная, протопала в класс и закричала: «Ти-ши-на!»
Все разбрелись по своим местам, ор перешел в бормотание, но и оно быстро утихло. Я подошел к Гипотенузи и передал ей бумажку доктора Бруммера.
Она сказала – очень жаль, что именно я пропустил эту неделю, потому что послезавтра будет повторение контрольной. И предложила: давай-ка, оставайся у доски, сегодня будем решать примеры для контрольной – повторение и больше ничего. Материал, который прошли на прошлой неделе, трогать не будем. У тебя наверняка получится!
Я спокойно взял мел. Я чувствовал себя в хорошей форме. Вчера я объяснял тете Лизи решение пяти примеров с двумя неизвестными, и Дорис меня похвалила, потому что я знал: если обе части уравнения умножить или разделить на одно и то же, не равное нулю число, то получится уравнение, равносильное данному. (Это не значит, конечно, что я эту мудрость просек, просто прилежно выучил ее.)
Сузи-Гипотенузи уселась за учительский стол, вытащила свою розовую тетрадку и зачитала нудную историю про мотоциклиста, живущего в Линце, и велосипедиста из Ламбаха, которые одновременно выезжают из дома и через тридцать минут встречаются. Сначала я слушал очень внимательно, но когда эти двое больше не ехали навстречу друг другу, а оба двигались по направлению к Зальцбургу, и мотоциклист обогнал велосипедиста через сорок восемь минут, я отключился. Потратив всю неделю на домашнее обучение, я кое-как вдуплил, как считать яблоки и груши, втекающую в бассейн воду и размер почасового жалованья. Но автомобили и велосипеды – это полный финиш, мозги у меня отказывают! И хотя Дорис говорит, что на самом деле разницы тут никакой нет, – маленькие серые клеточки просто не в силах справиться с двухколесными монстрами!
Я положил мел.
– Вольфганг, это же совсем просто! – воскликнула Гипотенузи.
Вот это прелестно – дабы я взбодрился, мне объясняют, что я не в состоянии понять «совсем простые» вещи!
– Ну, начни со схемы! – не унималась Сузи.
Но больше, чем линия с тремя точками на ней, символизирующими Линц, Ламбах и Зальцбург, я ей предложить не смог.
– Давай немного поживей, у нас не так много времени, – Сузи постепенно теряла терпение. Тогда я нарисовал на доске два круга, друг рядом с дружкой.
– Почему ты рисуешь круги? – спросила математичка.
– Это у нас будет мотоцикл, – ухмыльнулся я. Хотя мне было не до ухмылок. Одно дело, когда ты ничего не учишь и поэтому ничего не знаешь. Но когда ты старательно учился всю неделю и все равно ничего не знаешь, – это вгоняет в тоску. А я всегда, когда подступает тоска, становлюсь ребячливым.
– Вы же хотели схему! – сказал я.
Сузи вздохнула:
– Схему дороги, конечно!
– С дорожными знаками или без? – спросил я. Тут даже наивная Сузи поняла, что я издеваюсь.
– Так не пойдет, Вольфганг Обермайер! – рявкнула она и указала мне на мое место возмущенно вытянутым угольником. Потом обратилась к Солянке: – Улли Уллерманн, выходи к доске, продолжи!
Солянка сгорбилась за своей партой, бледная, с чуть покрасневшими глазами. Она не встала. Зато поднялась Анетта и доложила Гипотенузи:
– Извините, Улли сегодня не может отвечать, ей плохо!
Поскольку Солянка сидела с видом святой Минны при снятии с креста, математичка ничего не заподозрила, а порекомендовала ей отправиться в канцелярию за ромашковыми каплями.
Анетта сказала многозначительно:
– Это недомогание не телесного характера!
И покосилась на меня.
– Что-что? – Гипотенузи решила, что ослышалась.
– Это душевное! – вмешалась Марион.
– Что-что? – Сузи совсем уже ничего не понимала.
– Вот тупые коровы, – пробормотал Аксель.
Гипотенузи – наша классная руководительница и каждую неделю по два раза повторяет, что к ней можно идти со всеми проблемами и сердечными тревогами. Так что я уже испугался публичного разбора моих взаимоотношений с Солянкой и с огромным облегчением вздохнул, когда дверь класса распахнулась и вошел школьный завхоз с бумажкой в руке.
– К директору вызываются!.. – провозгласил он и прочел все имена с бумажки.
Это был в точности список гостей Йо на злополучной субботней вечеринке.
В кабинете директора мы увидели директора, Йо и его родителей, а вслед за нами вошли еще пятеро гостей из параллельного класса. Все толпились и толкались. В этой толчее мы с Солянкой оказались рядом. Заметив это, она бросила на меня презрительный взгляд и отвернулась. Директор построил нас вдоль стены. Все ли из нас были в субботу на вечеринке, спросил он. Мы кивнули. Может быть, кого-то не хватает, кто там тоже был? Мы помотали головой. И только Солянка сказала:
– Там была еще одна девочка! Но не из нашей школы. Из булочной!
Девочка из булочной директора не заинтересовала.
– Это меня не касается, – пробормотал он.
А потом откинулся на спинку своего кресла и изложил свою версию вечеринки, которая меня и всех вообще удивила донельзя. Только Йо, стоявший между родителями, повесив голову, покраснел как рак.
Версия директора была такая: бедный, послушный, оставшийся без родителей Йо в субботу пригласил домой лишь двоих друзей, Андреаса и Эгона, чтобы вместе готовиться к контрольной по математике. Неожиданно, безо всякого приглашения, заявились все остальные, учинили террор и разгром, обзывали соседей по телефону разными нехорошими словами и пили принесенное с собой пойло, а потом издевались над подоспевшими на помощь бабушкой и дедушкой потерпевшего – совершенно по-бандитски, так что те в целях самозащиты были вынуждены вооружиться палкой и шлангом. В таком изложении все это очень напоминало сцену из «Хладнокровного убийства» Трумена Капоте.