История одной семейки - Страница 36

К оглавлению

36

После этого он бросил трубку и громко и отчетливо сказал:

– Вот овца, высокомерная овца! За четырнадцать лет совсем мозги растеряла!

Мюллер пришел на кухню, похвалил нашу старательную работу, снова налил себе вина, отпил глоток и сказал:

– Надеюсь, дамочка притащится только завтра утром и не лишит нас сладких снов!

– А она вообще знает, где ты живешь? – спросил я с надеждой. Надеялся я на то, что мама этого не знает. И еще сердце у меня дико заколотилось, когда я понял, что только что сказал Мюллеру «ты».

– Не знает, – сказал он, – но в два счета узнает!

И объяснил, что маме достаточно позвонить его бывшей жене, или общим приятелям, или – еще проще – его отцу или одному из трех братьев. Они давно с ней знакомы и без проблем сообщат его адрес.

Потом Мюллер устроил нам в маленькой комнате постель из матрацев. Мы с Йоши забрались под одеяло, которое Мюллер положил на матрац. Кажется, Йоши что-то мне все рассказывала и рассказывала, кажется, все хвалила и хвалила Мюллера, но я так жутко устал, что тут же заснул. Единственное, что я помню: мне снился мой отправленный в отставку фрик-мотоциклист, и на его мотоцикле всюду были клавиши пишущей машинки. Красные. Но почему-то только маленькие «а», если я ничего не путаю.

Глава 9
В которой я беззастенчиво использую любящих меня людей, чтобы спасти любовь своей жизни

Проснулся я оттого, что замерз. Йоши около меня не было. Пахло плесенью. Запах исходил от матраца. А холод проникал через открытое окно комнатки. Я выглянул в окно. Снаружи все заволокло туманом. Хотя уже явно было позднее утро. Я бы еще поспал, но не в такой холодине. Да и было мне как-то не по себе. Где Йоши? Где Йоханнес? Где моя мать? Еще дома? Или уже по пути сюда? Или вообще – уже здесь?

Я поднялся с матраца и побрел из комнатки. В большой комнате никого не было. Йоши я нашел в кухне. Она сидела за столом и пила кофе. Макала в кружку хлеб и откусывала от него по кусочку. Улыбнувшись мне, она сообщила:

– Йоханнес поехал на почту. Он привезет булочки и масло! – И кивнула на сайку, лежащую на столе: – Эта уже совсем черствая! Подождешь с завтраком, пока он не вернется?

Я помотал головой и уселся рядом с Йоши.

– Молока тоже нету, – сказала она и налила мне в кружку кофе из красного жестяного кофейника. Кружка была из толстого фарфора. «Дедуля» было написано на ней старомодным шрифтом. Кофе оказался поганым – еле теплым и горьким.

Йоши снова обмакнула кусок хлеба в кофе:

– Хотела бы я знать, что сейчас поделывает мой папаша. В полицию он точно не пошел. Но давление у него наверняка подскочило до трехсот!

Я не знал, что ответить. Что поделывают или не поделывают люди вроде Йошиного отца, я понятия не имел. Йоши помолчала, помешала кофе хлебной коркой и потом сказала:

– Долго мне тут оставаться нельзя. Йоханнес сказал, тут все про всех всё быстро узнают. Скоро пойдут разговоры, что у Мюллера малолетняя любовница. А потом еще и в полицию могут заявить. И тогда все вскроется. А еще Йоханнес говорит, мне все-таки надо учиться…

Йоши вытащила хлебную корку из кофе, засунула ее в рот и пососала.

– Он прав, – сказал я.

Йоши пожала плечами.

– Куча людей не учились и ничего, живут, – промямлила она, не вынимая корку изо рта.

– Да плохо они живут, – сказал я, чувствуя себя исключительно по-дурацки. Таким прилизанным паинькой, как будто превратился в вышедшего на пенсию учителя! Йоши, конечно же, возразила:

– Тебе легко говорить!

Мы молча сидели над своими кофейными чашками, пока не вернулись Йоханнес и Новак. Новак приветствовал меня так радостно, словно я собственноручно вырастил его из сопливого щенка. Йоханнес вывалил из бумажного пакета на стол булочки, масло и колбасу. Бутылку молока он тоже прихватил. Йоши набросилась на съестное. Мюллер поглядел на часы.

– Уже пол-одиннадцатого, дети-горемыки, – сказал он, – думаю, скоро появится госпожа Обермайер!

Но он не угадал. Пробило полдень, прошло еще несколько часов, а мамы все не было. Я чувствовал себя неуютно, как-то раздвоенно. С одной стороны, при мысли о скорой встрече с мамой мне становилось нехорошо, а с другой – я нервничал от того, что ее так долго нет.

Где-то в пять мы принялись резать лук, потому что Йоханнес решил приготовить на ужин гуляш. Мы плакали. Но только из-за лука. Новак держался от нас на безопасном расстоянии. Он улегся в дальнем углу кухни. Наверняка тоже из-за лука. Когда нам осталось дорезать последние три луковицы, раздался звук мотора. Он приближался, становясь все громче. Я подбежал к окну. Это был мамин «рено». Сердце затрепыхалось, как заячий хвост.

– Это она? – спросила Йоши.

Я кивнул. Красный «рено» проехал мимо нашего дома. Я ошарашенно поглядел ему вслед.

– Не волнуйся, – сказал Йоханнес, – мадам вернется. Через два километра дорога кончается. В первый раз почти все проезжают мимо!

Йоханнес как ни в чем не бывало дорезал лук, кинул на скороводку шматок сала, а на него – луковую гору. Пара кусочков упала на плиту и тут же, зашипев, превратилась в уголья.

Йоханнес, помешивая лук, поинтересовался:

– И что дальше, сын мой?

– Все зависит от того, как выступит мама.

Я старался, чтобы это прозвучало как можно хладнокровнее.

– Думаю, коварно выступит, – сказал Йоханнес. И счистил черенком ложки луковые угольки с плиты. – Но хотелось бы знать, уготована ли и мне какая-нибудь роль в этом спектакле?

– Ты мой верный вассал, – ответил я, – ты на моей стороне, до последнего!

– Как это? И с какой целью, сын мой? – спросил Йоханнес.

Но я не успел дать ему режиссерские указания к последнему акту, потому что «рено» снова подъехал к дому. На этот раз машина остановилась. Новак поднялся, выбежал из кухни, распахнул дверь черепушкой и помчался к «рено». Мама, выходившая из машины, спряталась обратно. Новак положил передние лапы на боковое стекло и залаял.

36