История одной семейки - Страница 7

К оглавлению

7

А тети сложили все пожитки маминого мужа в большой чемодан и поставили к его ногам. Мамин муж прорычал:

– Решай, на чьей ты стороне!

Мама решила, что точно не на его.

И он ушел, а мама осталась.

Через какое-то время он эмигрировал в Америку. Иногда мои сестры получают от него открытки. Алиментов он не платит. Мама, конечно, могла бы подать в суд, но, во-первых, это трудно, когда кто-то живет за границей, а во-вторых, говорит мама, у нее есть гордость и его деньги ей не нужны. Она вполне независима.

А сам я – «дитя любви», как утверждает тетя Фея. Когда мама закончила учебу – она выучилась на юриста, – то пошла работать в адвокатскую контору.

И никому не рассказывала, чем же она занимается в свободное время, – опять же со слов тети Феи. Только в один прекрасный день объявила матери, тете и сестрам, что ждет ребенка. На вопрос, от кого ребенок, мама ответила:

– Не имеет никакого значения! Это мой ребенок! И я хочу его родить!

Тете Фее мамин ответ кажется таким невозможно прекрасным, что у нее до сих пор глаза на мокром месте, когда она про него вспоминает. Ты можешь этим гордиться, говорит она.

И еще кое о чем надо упомянуть, если рассказывать о нашей семье. Бабушка до сих пор продолжает дело прадедушки – держит магазин нижнего белья. Правда, особой прибыли он не приносит. Тетя Труди работает в какой-то фирме руководителем отдела. У тети Лизи – косметический салон. Но и на нем много не заработаешь. А мои сестры учатся. Дорис будет учительницей математики. Андреа идет по маминым стопам и учится на юридическом. И если бы у нас не было тети Феи, мы бы финансово загнулись, потому что тетя Фея получила в наследство от прадедушки три доходных дома. Она сдает квартиры, и денег у нее всегда полная кубышка. И часть их она с удовольствием тратит на нас.

Глава 3
В которой я подслушиваю разговор, заставляющий меня залезть в энциклопедию, и в результате прописываю себе длительный отдых для раздумий в тишине и покое

После гневной отповеди Дорис мне уже не захотелось возвращаться в гостиную к семейству. Я отправился на кухню, намазал себе четыре бутерброда с салом и сделал чаю. И удалился с бутербродами и чайником к себе в комнату. Я поставил играть «Девяносто девять воздушных шаров» и запер дверь, чтобы никто не проник в мои владения и не прикрутил громкость до «умеренной».

Я долго сидел за письменным столом и мастерил из своих объявлений кораблики и самолетики. В голове было совсем пусто. Время от времени я вспоминал о завтрашней контрольной по математике, но поскольку был совершенно уверен, что за один вечер Дорис не сможет вложить в мою голову знания, которые на протяжении недель оставались для меня темным лесом, то и не стал просить ее о помощи.

Пару раз на ум приходили кино и Солянка, и ее рука, которую она пристраивала то тут, то там на моем теле. И вспомнилась пара ее дебильных замечаний о фильме. Дело ведь даже не в том, что Улли мне не нравится внешне. Меня выводит из себя то, какая она внутренне. Все, о чем Солянка радуется и горюет, что за чушь она с умной миной выдает, какие заявления из себя исторгает – от этого просто волосы дыбом на голове встают! Ума у нее ни на грош!

Пару раз, пока я складывал самолетики, в мою дверь барабанили. Подозреваю, это была мама, но точно не знаю: Нена на пластинке заливалась громко, и голос, орущий что-то из-за двери, я слышал не слишком хорошо. А может, это была тетя Лизи. У нее с мамой – голоса-близнецы.

Сложив все объявления в бумажные фигурки, я выкинул их в корзину для бумаг и выключил проигрыватель. А потом решил пойти в ванную. Я пользуюсь «нижней ванной», которая на первом этаже. Но за дверью нижней ванной журчала вода, и кто-то громко сопел и фыркал. Тогда я отправился в «верхнюю ванную», которой пользуются бабушка и тетя Фея.

На полпути на второй этаж я вдруг застыл на лестнице. На втором этаже нашего дома, прямо рядом с лестницей, находится «Синяя гостиная». Мы ее так называем, потому что в ней синие обои, синяя мебель и синий ковер. А на стене висит картина под названием «Синие лошади».

Дверь в Синюю гостиную была открыта. Мои сестры сидели на синем диване. Они разговаривали и пили вино.

– Ты все-таки к нему несправедлива, – услышал я голос Андреа.

– Я тебя умоляю, – ответила Дорис, – пусть не устраивает трагедий, мы тоже выросли без мужчины в доме! И ничего, вовсе неплохими получились!

– Не сравнивай, – сказала Андреа. – Когда мы были маленькими – а ведь это самое важное, – у нас был отец!

Я сел на ступеньку и прислонил голову к резным перилам.

– Да он куда в лучшем положении, чем мы! – разорялась Дорис. – Что мы видели от нашего быка-производителя? Ничего, кроме скандалов! А Ольфи был от этого избавлен.

– Не мели чепухи, – сказала Андреа, – не в этом дело. Если мальчик растет без отца, это может фигово кончиться. Он так никогда и не справится со своим Эдипом! Как ему это сделать? Где?

На несколько секунд воцарилась тишина, а потом Дорис придушенно спросила:

– Думаешь, он может стать голубым?

Видимо, после этого вопроса я дернулся, и деревянная лестница затрещала.

– Кто там? – в дверях Синей гостиной нарисовалась Андреа. – Какого черта ты нас подслушиваешь? – зашипела она.

– Просто устроил передышку на пути в ванную, – сказал я, поднялся, прошагал по лестнице мимо нее и закрылся наверху.

Сев на бортик ванны, я уставился на два стакана, которые стояли на полочке над умывальником. Когда бабушка и тетя Фея идут спать, они кладут туда свои зубы. Вид пластмассовых оскалов меня всегда жутко восхищал. Особенно если рассматривать их через пузатые стаканы, стекло которых все меняет. Тогда они похожи на хребты волшебных драконов. Только в этот вечер даже созерцание фальшивых челюстей не могло меня порадовать. Я думал только о том, что услышал о себе минуту назад.

7