История одной семейки - Страница 31

– Исхудала-то как, девчушечка, подержаться не за что! Позорище!

Потом Кристи сообщила толстяку о наших воображаемых трудностях с бабушкой. Толстяк сказал: он не только нас подвезет, он привезет нас прямо к дому Мюллера, потому что «такой крюк завсегда можно заложить, за милую душу».

Толстяк нам нести ничего не дал, обвесился всеми чемоданами и сумками и побрел вместе с нами к парковке. Мы подошли к огромному новенькому «мерседесу», и я ужасно удивился. Венцы, у которых в гаражах такие тачки, выглядят совсем не так, как этот толстяк!

Я зря боялся, что он тоже начнет задавать нам разные неудобные вопросы. Мы с Йоши, рука об руку, сидели на заднем сиденье машины, и никто нас не трогал. Толстяк рассказывал Кристи о болезни мамы и о лесном участке, который он надумал купить.

Когда уже смеркалось, мы проехали через небольшую деревню, и тут толстяк вдруг затормозил. Проехав три дома задним ходом, он остановился перед зданием с надписью «Кабачок и мясная лавка Хубера». Толстяк кивнул на три машины, припаркованные перед кабачком.

– Вот же ж, не ошибся-таки, – обрадовался он. – Мюллер в кабаке!

– Мы уже в Гфурте? – спросил я.

Кристи объяснила, что мы еще не в Гфурте, но кабачок Хубера самый популярный во всей округе. А толстяк добавил, что наш драгоценный дядя Мюллер время от времени не прочь выпить здесь пивка.

Я сказал:

– Спасибо, что подбросили!

Йоши сказала:

– Спасибо, что подбросили!

Толстяк сказал:

– Да ничо, с нашим удовольствием!

А Кристи сказала:

– Удачи вам!

Потом мы вышли из машины, «мерседес» развернулся перед кабачком и усвистел в том направлении, откуда только что приехал.

Я поглядел на припаркованные машины. Самым щегольским был новенький «БМВ». Такого автомобиля у бедного переводчика я себе представить не мог. Рядом стоял «рейндж ровер». Мне он тоже показался слишком дорогим. К тому же на водительском сиденье лежала штирийская шляпа. Очень сложно представить себе Йоханнеса Мюллера в нелепой штирийской шляпе с пером! У третьей машины были венские номера. Это была древняя «альфа-ромео Джулия» примерно семидесятого года выпуска, с восхитительно угловатым корпусом. На заднем сиденье лежала большая коробка с яйцами, а рядом – пакет, из которого выглядывала сайка. Увидев сайку, я понял, что голоден.

– «Альфа» точно его, – сказала Йоши.

– Пойдем внутрь, поищем? – спросил я.

Йоши покачала головой и сказала, что ни за что не пойдет в кабачок. Просто не решится. Я хорохорился и говорил, что все это чепуха и смешно. Но на самом-то деле мне и самому было жутко представить, как вот я захожу в заведение, спрашиваю у хозяина, где господин Мюллер, он показывает мне его, я подхожу и говорю черт знает чего. Если подумать хорошенечко, проделать все это было совершенно невозможно. Я хотел подойти к окнам кабачка, чтобы заглянуть внутрь, но Йоши схватила меня за руку:

– Нет, нет! А вдруг кто-то нас увидит, что тогда?

– Ладно, – сказал я, – просто подождем здесь, пока он выйдет!

– Мне надо в туалет, – сказала Йоши, – и есть ужасно хочется.

– Внутрь ты не хочешь, на улице оставаться не хочешь, чего тебе тогда надо? – огрызнулся я. Это было совсем не честно – с таким же успехом можно было задать этот вопрос себе.

– Я бы хотела войти, поесть сосисок и сходить в туалет, но пока не узнавать про твоего отца, – ответила Йоши. – Можно же просто посмотреть на него для начала. Вдруг кто-нибудь обратится к нему «господин Мюллер», и тогда мы будем знать, что это именно он!

«А что, неплохо», – подумал я. Мы вошли через открытую дверь в кабачок, я зашагал к ресторанному залу, а Йоши прошмыгнула дальше, к двери с двумя нулями.

«Ну, с богом», – пробормотал я и отворил дверь. Зал был почти пуст. За двумя столами сидела парочка каких-то мужчин, но их я не успел толком рассмотреть, потому что на стойку рядом с большой кофеваркой облокотился мужчина – перед ним лежал пес – и этот мужчина был Йоханнесом Мюллером! И Йоханнес Мюллер совершенно точно был моим отцом! У меня аж дыхание перехватило от благоговейного удивления, что кто-то может быть так поразительно похож на тебя. Он был, вот честно-пречестно, моей копией – чуть помятой и поизносившейся!

Или другими словами – я был отреставрированной его копией! Глаза, волосы, нос, подбородок с поперечной складочкой под губой, брови, почти сросшиеся на переносице, и даже, по словам Дорис, не по-мужски длинные ресницы – все было на месте. Всю свою жизнь я удивлялся тому, что ни на йоту не похож ни на кого из своей семьи. Глядя на моих светловолосых голубоглазых белокожих баб, я думал, что внешность чужака у меня, наверное, от отца. Но встретить своего постаревшего близнеца – к этому я был совершенно не готов.

Казалось, будто этот мужчина родил меня в одиночку и ни одного маминого гена во всем этом не участвовало.

Йоханнес Мюллер поставил пивную кружку на стойку бара и посмотрел на меня. Огромный пес поднял голову и тоже посмотрел.

– Кого-то ищешь? – спросил меня Мюллер.

Я кивнул, закрыл дверь и смотрел на него не отрываясь. Мне больше не было страшно. Чего бояться помятого близнеца? Пес встал и обнюхал меня. Я погладил его и подумал: Мюллер ведь должен увидеть, что я похож на него, как слива на чернослив! Не может быть, чтобы он ничего не заметил! Но этот парень, похоже, как раз ничего и не замечал. Тогда я подошел поближе – пес последовал за мной – и сказал:

– Меня зовут Вольфганг Обермайер. Я сын Мони Обермайер. Мне четырнадцать лет.

Этого достаточно, решил я.

– Ну… И что? – спросил чернослив. В его голосе послышалась неуверенность.