– Вас же зовут Йоханнес Мюллер? – уточнил я. Чернослив кивнул.
Разочарование пополам с возмущением разрасталось во мне. Услышать от почти стопроцентного отца всего лишь дурацкое «и что?» в ответ на уникальное, потрясающее до глубины души признание – это и вправду ужасно грустно.
Больше всего мне хотелось развернуться и уйти. Папа разновидности «чернослив-ну-и-что» был мне нафиг не нужен. От отца без памяти и прозорливости я мог в момент отказаться. Но сейчас речь шла не обо мне, а о Йоши, и я почувствовал, что просто обязан подавить в себе все это. Я сказал:
– Вы же знали мою мать. Раньше, когда меня еще не было!
Мой постаревший близнец отпил большой глоток пива, вытер рукой верхнюю губу, хотя там и следа не было от пивной пены, сморщил лоб в две складки и внимательно оглядел меня. Я тоже сморщил лоб в две складки и изобразил свою знаменитую улыбку с ямочками на щеках, потому что против нее – если верить тете Фее – устоять не может никто.
Старый близнец улыбнулся точно так же. Правда, левый уголок его рта нервно дернулся. Поулыбавшись чуть-чуть, мой постаревший близнец заложил на лбу еще одну складку и спросил:
– Ты пришел ко мне?
Я тоже изобразил на лбу третью складку и сказал:
– Точно!
Тут Йоханнес Мюллер снова взял пивную кружку, осушил ее, достал из кармана двадцать шиллингов, положил их на стойку у пустой кружки и сказал:
– Ну, тогда пошли!
На самом деле он сказал это, больше обращаясь к собаке, но я почувствовал, что и ко мне тоже, и вышел вслед за Мюллером из кабачка. Пес выскользнул в открытую дверь и кинулся к старой «альфе».
– Псина страстный автолюбитель, – сказал Йоханнес Мюллер.
Я оглянулся в поисках Йоши, но ее нигде не было видно. Я показал на дверь с двумя нулями.
– Моя подружка еще в туалете, – пояснил я. – Я бы не приехал, если бы не она. Я приехал из-за нее. Она увязла по уши!
– Ах, вот оно что, – пробормотал чернослив, но было ясно – он ничего не понял.
Я подошел к двери туалета. Хотел постучаться, но та была не заперта. В туалете ни души. Я выбежал на улицу и закричал:
– Йоши! Йоши!
Ответом была тишина и никакой Йоши. И темнота – ничего не разглядеть, потому что сумерки уже превратились в ночь.
Йоханнес Мюллер тоже вышел.
– Как вы приехали? – спросил он.
Я не ответил, я продолжал звать Йоши.
– Слушай, не сходи с ума, – сказал Мюллер, – она не могла уйти далеко!
Тогда я перестал орать и объяснил Мюллеру, что Йоши находится в опасном психическом состоянии. В телеграфном стиле поведал обо всех ее злоключениях. Мюллер вздохами демонстрировал сочувствие. Только чуда не произошло, и Йоши не появилась. Мы обошли вокруг дома, потом вернулись обратно в кабачок, прошли по коридору во двор. Но и там Йоши не было. Огромному псу поведение хозяина казалось странным. Он бегал туда-сюда между нами и «альфой» и лаял. Словно хотел сказать: прекрати эту идиотскую игру, садись в машину и поехали наконец домой!
– У нас два варианта, – сказал Мюллер, – или вернуться в кабак и подождать, пока она придет, или поехать ее искать, – он кивнул на свою «альфу». – Если твоя подружка ушла, мы ее скоро догоним.
– Я даже не представляю, в какую сторону она пошла, – возразил я.
Мюллер подошел к машине. Как только он вытащил из кармана ключи, гигантский пес тут же успокоился и перестал лаять.
– Поехали сначала к Шёнау, – решил Мюллер. – Если не увидим ее, развернемся и двинемся в сторону Гфурта.
Он открыл заднюю дверь и собака запрыгнула в машину. А мне махнул рукой, чтобы я сел рядом с ним впереди. Потом, чертыхаясь, вытащил из-под пса сумку с хлебом и коробку яиц.
– Новак, скотина, спятил что ли? – ругался он. – Взял и улегся прямо на яйца, придурок!
Мюллер переложил продукты в багажник и уселся за руль.
– Надеюсь, заведется! Машина у меня с характером…
Машина и вправду оказалась с характером!
Мне показалось, что прошла вечность, пока мотор перестал то и дело глохнуть и мы тронулись.
Мы двинулись в сторону Шёнау. Навстречу нам не попадалось ни машин, ни Йоши, бредущей вдоль дороги. Где-то километра через два Мюллер сказал:
– Поворачиваю обратно! Так далеко она бы за пару минут не ушла!
Около автобусной остановки, где улица была пошире, Мюллер развернулся.
– В бардачке сигареты, – сказал он, – если хочешь.
Я хотел.
– И мне одну, пожалуйста, – попросил Мюллер. – Я поначалу тебя даже и не узнал, – сказал он, помолчав, – ты изменился. Когда я тебя видел в прошлый раз, ты выглядел совсем ребенком. Совсем по-другому!
Что значит – «изменился», подумал я. Что значит – «узнал», подумал я. О чем это он, думал я. Но молчал.
– Ну да, – сказал Мюллер, – кажется, это было два, нет, думаю, даже три года назад. Ведь меняются как раз в этом возрасте!
– Я сегодня впервые вас увидел, – сказал я.
Мюллер кивнул, соглашаясь. Потом спросил:
– Скажи-ка, а твоя мать знает, что ты поехал ко мне?
– Она даже не знает, что я в курсе вашего существования, – сказал я. – Я сам все разузнал. – И через пару секунд добавил: – И я понятия не имел, что вы меня знаете. Я нашел что-то вроде маминого дневника, там она пишет, что все держит от вас в тайне и тому подобное. Ну я и решил, что вы даже не знаете о моем существовании.
– Боже ж мой, – вздохнул Мюллер, – все еще запутаннее, чем я думал. Я-то считал, что мадам открыла тебе тайну твоего происхождения как раз годам этак к четырнадцати!
Я помотал головой, но Мюллер, следивший за дорогой, этого, наверное, не увидел. Я исподтишка смотрел на него сбоку. Он курил, держа сигарету в левом уголке рта безо всякой помощи пальцев. «Ловко!» – мысленно позавидовал я.